Альберто Моравиа - Культурный эксперимент [=Бог Курт]
![Альберто Моравиа - Культурный эксперимент [=Бог Курт]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
Обзор книги Альберто Моравиа - Культурный эксперимент [=Бог Курт]
Альберто Моравиа
Культурный эксперимент = Бог Курт
Il dio Kurt: Alberto Moravia (1967)
С итальянского перевод Ирины Константиновы
Действующие лица:
Курт, штурмбаннфюрер СС, комендант концлагеря, 35 лет, невысокого роста, умное лицо, худой, на лбу залысины, глубоко посаженные глаза, резко очерченный нос, тонкие губы, есть что-то общее с Леопарди и Геббельсом.
Саул, заключенный, актер, 27 лет, темные вьющиеся волосы, низкий лоб, нос слегка приплюснут, толстые губы, атлетическое сложение, лицо спортсмена, не очень умное, но честное и искреннее.
Вепке, типичный немецкий уголовник, ефрейтор, 40 лет.
Хорст, заместитель начальника лагеря.
Мириам, заключенная, педагог, 45 лет, худая, выглядит молодо, красива. На лице написаны презрение и воля. Мать Саула.
Офицеры СС
Заключенные
Охранники
Действие происходит в немецком концентрационном лагере в Польше в 1944 году.
Пролог
Театр, построенный в бараке концентрационного лагеря. Стены и потолок из досок. Фоном служат большие нацистские знамена — красные с чертой свастикой. Театр разделен на две части: партер и сцена. В партере на двух рядах скамеек сидят зрители — офицеры СС, солдаты, заключенные.
Когда поднимется занавес, на сцене никого нет. Она изображает уголок древнегреческого города: храм, площадь, несколько домиков. Декорации грубые, сборные, какие можно подобрать для спектакля, ставящегося во время войны в концлагере, спрятанном в лесах Польши. Большая изразцовая печь занимает один угол партера, празднично украшенная новогодняя елка стоит в другом углу. В одно окно видна высокая ель и на ней четверо повешенных, в другом — сторожевая вышка с колючей проволокой, солдат с автоматом, деревья. Идет снег.
Входит Курт, комендант лагеря. Он в форме штурмбаннфюрера СС, но вместо фуражки на голове светлый парик. На мундир наброшена рваная, не очень чистая простыня, изображающая древнегреческую тогу. Однако хорошо видны рукава с золотыми нашивками и лакированные сапоги.
Курт (делает несколько шагов и выпрямляется в фашистском приветствии). Хайль Гитлер! (Все присутствующие встают).
Офицеры СС. Хайль Гитлер!
Курт. Господа, несколько слов вместо пролога. Вы знаете, что в концлагерях в Польше и в Германии в интересах немецкого народа, а значит и в интересах всего человечества, уже давно проводится немало научных экспериментов. В Аушвице, например, доктор Клауберг ведет эксперименты по стерилизации представителей низших рас. В Дахау доктор Рашет ставит опыты по созданию системы отопления, в которой вместо угля сжигаются люди. В Бухенвальде доктор Динг проверяет на заключенных вакцины против сыпного тифа и желтой лихорадки. Опять же в Аушвице доктор Вите и доктор Менгель ведут опыты по заражению раком. И так далее. Мне кажется, что даже этот, далеко неполный перечень ясно показывает, что трудовые лагеря — идеальное место для проведения опытов, которые трудно и наверное невозможно было бы ставить в каком-либо другом месте. И обратите внимание — все это чисто научные эксперименты. Однако, насколько мне известно, до сих пор еще никто ни разу не проводил, так сказать, культурного эксперимента — эксперимента в области культуры. Хотя именно культура не меньше, а может быть, даже больше, чем наука, поможет нам со временем создать тот новый порядок, ту новую цивилизацию, за которую мы, нацисты, боремся. (Некоторое время молчит).
Курт. Теперь я хотел бы сказать несколько слов об этой новой цивилизации. Какой видится цивилизация будущего, господа? Я утверждаю, что после неизбежной победы Германии может существовать только благородная, чистая, светлая, свободная, сильная, героическая цивилизация, во всем достойная наших предков — арийцев, когда они, будучи еще дикими наездниками, жили в степях Центральной Азии. Арийцы в то время были благородными, чистыми, светлыми, свободными, сильными, героическими. У нас есть тому доказательства в духовных книгах, которые они нам оставили. Но с тех далеких времен цивилизация не пошла по пути прогресса, хотя наши противники и утверждают обратное. Напротив, цивилизация пала еще ниже, деградировала. Арийцы из Центральной Азии были выше древних греков, римлян, народов Средневековья и европейцев нашего времени. Так вот, что собой представляет или, вернее, что должен представлять собой нацизм, господа? Нацизм — это утверждение нового порядка, в основе которого лежат принципы наших великих предков. Нацизм использует современные средства для достижения вечных целей.
На минуту останавливается, чтобы перевести дыхание.
Курт. Однако, господа, чтобы достичь этого идеала, нам, нацистам, нужно освободиться от предрассудков. Что такое предрассудок? Это можно понимать по-разному. В нашем случае это значит наивно верить в ценности, которые давно уже перестали существовать. Так вот, господа, первый предрассудок, от которого нам необходимо избавиться, если мы действительно хотим создать новую, благородную, чистую, светлую, свободную, сильную мужественную цивилизацию арийцев, первый предрассудок, который надо отбросить, это мораль. (Умолкает, шепот проносится по залу среди офицеров СС. Один офицер дает понять, что хочет что-то сказать).
Первый офицер. Прежде чем партайгеноссе комендант лагеря продолжит свою речь и скажет что-либо такое, о чем, может быть, потом пожалеет, я думаю, выражу общее мнение, если попрошу его уточнить, какую именно мораль он имеет в виду.
Курт. Еврейскую мораль.
Офицер. А, хорошо, хорошо. (Хочет сесть, но передумывает). Но какое отношение имеет еврейская мораль к нам, немцам?
Курт. Это мораль, с которой мы воспитаны. С которой мы до сих пор воспитываем наших детей.
Первый офицер. Да кто же в Германии воспитывает детей в еврейской морали?
Курт. Все.
Первый офицер. Партайгеноссе не очень осторожен, когда говорит такие вещи.
Курт. Мы, нацисты, имеем в лучшем случае две морали: арийскую мораль — в общественной жизни и еврейскую мораль — в личной жизни. Но может ли река, то есть личная жизнь, быть чистой, если источник ее, то есть семья, загрязнен?
Хорст. То, что говорит Курт, похоже на правду. Тем не менее, наша личная мораль до сих пор еще не была осуждена фюрером. И пока Гитлер не осудил ее, она имеет право на существование.
Курт. Фюрер пока еще не осудил ее, потому что идет война. Лошадей на переправе не меняют. Но он осудит ее. И не только осудит, но и уничтожит.
Первый офицер. Я не раз слышал разговоры о том, что надо реставрировать старую традиционную мораль, испорченную еврейским влиянием. Теперь я считаю, что от нее надо просто избавиться.
Курт. Фюрер всегда был последовательным. Например, он гарантировал границы Польши и ее существования как суверенного государства. Но спустя несколько лет оккупировал Польшу и превратил ее в немецкий протекторат. С моралью он поступит точно так же. Пока же он ее не трогает. Но кто умеет читать между строк в его сочинениях, не может не сомневаться, что рано или поздно он расправится с нею.
Первый офицер. Я бы не хотел сомневаться в этом.
Хорст. Я предлагаю — пусть Курт выскажется до конца. А потом обсудим.
Курт. Спасибо, Хорст. Да, позвольте, господа, мне высказать все, тем более, что все, что я говорю, уже является неотъемлемой частью нашего спектакля. Иными словами, господа, как это ни покажется вам странным, мы с вами уже в самом центре драмы, и вы — публика, а я — актер.
Третий офицер. Партайгеноссе Курт, позвольте заметить, что я не понимаю вас.
Курт. Внимание, господа. Сейчас все всё поймут. Итак, благородная, чистая, светлая, свободная, сильная, героическая цивилизация, к которой мы стремимся, это будет цивилизация без морали и без бога. И по той лишь простой причине, что каждый человек в этой цивилизации сам будет во всех отношениях богом. Бог Хорст, бог Фриц, бог Генрих, бог Людвиг и так далее.
Третий офицер. А также и бог Курт, надо полагать?
Курт. Разумеется, и бог Курт. Так вот, господа, на чем держится сейчас наша мораль?
Третий офицер. На фюрере.
Курт. Эх, эх! Партайгеноссе хочет заткнуть мне рот. Но я актер и должен продолжать. Итак, господа, наша мораль в будущем конечно же будет держаться на фюрере. Но пока что она зиждется на семье.
Первый офицер. Я бы хотел напомнить господину коменданту, что почти у всех присутствующих здесь есть семья.
